Три великих жизни [сборник 1968] - Вера Михайловна Корсунская

Линнеуса (растительного мира и животного мира), можно заметить, что система животных лучше отражает современное понимание родственной связи между животными. Птиц он ставит ближе к млекопитающим, чем к другим классам позвоночных, объединив их в первую ступень. Земноводные и пресмыкающиеся выделены во вторую ступень.

Линнеусу удалось правильно определить место кита: он отнес его к классу млекопитающих.

— А где же его можно встретить, как не в этом классе? — спросит даже школьник.

В наше время всем известно, что кит — млекопитающее и обладает всеми признаками этого класса: кормит детенышей молоком, имеет диафрагму, отделяющую грудную полость от брюшной, и три слуховых косточки. А в XVIII веке считали кита рыбой, даже Петр Артеди, создавший великолепную классификацию рыб! Почему же происходила такая ошибка? Не делали вскрытия или ограничивались немногими вскрытиями; анатомия животных была плохо изучена, и довольствовались внешним видом и внешними признаками животных. Вот и причислили кита к рыбам.

Смелый шаг

Немало находилось людей, забавлявшихся стремлением Линнеуса к систематизации растений, животных, камней, даже ученых — его «систематизирующей жилкой». Но без этой жилки ему бы и не справиться с грудой беспорядочно сваленных в кучу сведений. И счастье для науки и человечества, что она у него была. Именно благодаря ей он упорно искал сходства между организмами.

Больше того, Линнеус сделал шаг революционной важности: он поместил в своей системе человека рядом с обезьяной! Нет, конечно, он не утверждал этим, что они связаны происхождением; сила сходства между человеком и обезьяной заставила его так поступить.

Сила сходства и «систематизирующая жилка» сделали свое дело; когда перед Линнеусом встал вопрос, куда поставить человека в системе животного мира, он не мог найти для него другого места, как только рядом с обезьяной.

Это настоящая крамола, смягчить которую нельзя было осторожным замечанием: «близость в его системе животных и человека не говорит еще об их кровной связи».

Советский школьник в четвертом классе скажет: «Человек когда-то произошел от обезьяны». И никто его за эти слова не побранит, не накажет. Наоборот, в библиотеке дадут прочитать книжку, в классе учитель получше объяснит.

Не во всех штатах Северной Америки можно сказать об этом открыто, не боясь преследований. Да и в Англии, на родине Чарлза Дарвина, создавшего учение о происхождении всей живой природы по естественным законам, и там не всюду в школе рассказывают об этом. Чаще всего обходят эти вопросы молчанием.

А в XVIII веке… Мысли о сходстве человека с животным считались вредными для общества, преступными, люди, разделявшие их, — опасными.

Когда-то, в глубокой древности, сложилось много легенд о возникновении первых людей. По сказаниям жителей жарких стран, человек произошел из влажной земли под действием солнечного тепла. Северные народы, жившие в лесах охотой, называли своими предками оленя, медведя. Другие, источником существования которых был рыбный промысел, вели человеческий род от рыбы. По некоторым сказаниям человек высечен из камня, по другим — вылеплен из глины, вырезан из дерева. У многих народов сложились поверья о происхождении человека из яйца. Это также понятно: люди, наблюдая, как птенцы вылупляются из яиц и потом становятся взрослыми, могли предположить, что и человек появился подобным образом.

С появлением и распространением религий возникло учение о сотворении человека богом. Все религии учат, что человек состоит из двух начал: тела и души. На земле он временный гость. Настоящая жизнь начнется для него посмертно, и поэтому он должен развивать в себе терпение и смирение, не дорожить земными радостями во имя будущей загробной жизни.

Наука раскрыла этот обман. Но понадобились тысячелетия, усилия и мужество многих ученых, чтобы разгадать окутанное тайной прошлое человека. И надо по достоинству оценить смелость Линнеуса, поставившего в системе человека рядом с обезьяной. Необходимо понять, что одно признание сходства между ними, тем более близость в системе, неизбежно наводили на вопрос: а нет ли тут и кровного родства?

Человек поставлен первым в классе млекопитающих, в отряде приматов, вместе с обезьянами и полуобезьянами. Линнеус сделал это за 120 лет до появления теории Чарлза Дарвина о происхождении человека от обезьяны, сделал впервые в истории науки. И это была огромная заслуга.

Через несколько лет по возвращении из Голландии, в 1747 году, Линнеус в письме к знакомому ботанику говорит: «Не угодно то, чтобы я помещал человека среди антропоморфных; но человек познает самого себя. Давайте оставим слова, для меня все равно, каким бы названием мы ни пользовались; но я спрашиваю у тебя и у всего мира родовое различие между человеком и обезьяной, которое вытекало бы из основ естественной истории. Я самым определенным образом не знаю никакого; о, если бы кто-либо мне указал хоть единственное».

Подумаем над этими словами. Замечательно, что Линнеус ищет естественное различие между человеком и животным. Другое, на котором настаивает религия — душа, — его не интересует в данном случае.

Только заметим, что слова «естественная история» тогда не звучали в том смысле, как употребляют их теперь, — они означали подробное описание признаков строения, а не происхождение одних организмов от других.

А мог ли больше сказать Линнеус о человеке и обезьяне?

«Если бы я назвал человека обезьяной или наоборот, на меня набросились бы все теологи». Вот в чем дело: нужно было соблюдать очень большую осторожность, иначе «набросились бы» попы. Влияние отцов церкви было очень сильным, и притом во всех странах. Под давлением этой общественной обстановки не все можно было сказать откровенно. Приходилось кое о чем умалчивать, недоговаривать. И Линнеус это очень ясно выразил в приведенном письме.

Да, обстоятельства обязывали к осторожности, но ученого беспокоила другая мысль: несмотря на ярость попов, не должен ли он высказаться яснее? «Может быть, я должен был сделать это по долгу науки», — пишет он в том же письме.